«Зачем показывать свои слабые стороны? Уязвимым становиться нельзя…». Она так говорила, но сама никогда так не поступала. Когда сталкивалась с несправедливостью, то всегда плакала. Плакала по-детски - слезы стекают по щекам, на лице – обида ребенка, у которого отняли любимую игрушку.

Однажды Гюльшан мне пожаловалась: «Знаешь, я смотрю на окружающий мир, как ребенок… Где-то даже наивно… Веришь, это мешает… Потому что ребенка, как правило, оберегают от жизненной жестокости… Оберегают папа или мама… А меня никто не оберегает… Я осознала это, когда потеряла папу…». Гюльшан редко говорила пессимистично. Она всегда улыбалась, даже когда ее мучил кашель. В эфире «Гайнар газан» она часто просила совета у своих любимых зрителей, как избавиться от кашля. Советы получала, но никогда им не следовала…

…Она приходила на эфир всегда в спешке. Забегала в главную студию, скидывала верхнюю одежду, шутливо здоровалась с каждым из работников эфирной и быстро бежала на встречу со своим зрителем. Она любила своего зрителя. Независимо от того, с какого телеканала с ним здоровалась. «АНС» или «Лидер». Значения не имеет. Мы привыкли начинать свое утро с хриплого, полного жизнелюбия смеха Гюльшан. Теперь утро нашего эфира в миг посерело – Гюльшан больше нет. Больно. Но, к сожалению, правда…

Если бы Гюльшан каким-либо образом сообщили о ее смерти, она бы, безусловно, расстроилась. Поплакала бы, попрощалась бы с родными и… в очередной раз отшутилась бы. Она всегда шутила. Даже в самые сложные эпизоды жизни. Во время одного из наших интервью, она сказала, что «смех – моя защитная реакция…».

Если бы Гюльшан каким-либо образом сообщили о ее смерти, она бы обрадовалась: «Наконец я буду рядом с папой…»… Потеря отца для нее была самой большой трагедией в жизни. Она скучала по нему. И каждый раз, играя на сцене родного театра, она вглядывалась в переполненный зрительский зал. Глаза искали папу. Он всегда сидел на пятом ряду, улыбался. Гордился дочерью. Дочерью, которая достойно продолжила его путь…

Гюльшан любила работать с молодежью. В отличие от своих некоторых коллег, она всегда помогала молодому поколению. Поддерживала, наставляла, но никогда не учила. «Я не Сара Бернар, чтобы брать с меня пример…» - самокритично говорила она. Хотя, молодежь у нее училась – незаметно от нее самой. Гюльшан любила работать с молодежью, потому что сама была молодой. И покинула нас, будучи молодой…

Когда диктор сообщил о кончине Гюльшан, я был в шоке, как и миллионы азербайджанцев. Не поверил, подумал шутка. Хотя, понимал, так жестоко не шутят. На глаза навернулись слезы. Не стал сдерживать их. Ведь, дома был один. «Плакать можно только наедине с собою…». Гюльшан дала разрешение…

…Провожаешь великую актрису в последний путь. Сама природа оплакивает ее – со вчерашнего дня дождь льет без остановки. Гюльшан не любила дождь. «В такую погоду осознаешь всю масштабность собственного одиночества…». Так она мне сказала, когда я брал у нее интервью, а за окном лил осенний дождь. «Если бы мною восхищалось столько людей, сколько восхищается вами, я был бы самым счастливым человеком на земле… Вы не одиноки. Вас любят. И всегда будут любить. Может, звучит банально. Но это так…». Так я ей ответил. На что она улыбнулась со словами: «Правда?». Я добавил: «…чистой воды!»…

…Прощаться с Гюльшан невозможно. Как-то расставаясь с ней во дворе АНС-а, я, поцеловав ее в щеку, сказал: «Прощайте…». Она неожиданно разозлилась. «Не смей никогда говорить «прощай»… Мы не прощаемся. Мы просто расстаемся на время… Говори, до свидания». «Баш устя, Гюльшан ханум. До свидания!» - сказал я. Она опять разозлилась: «…и перестань называть меня Гюльшан ханум. Я ведь не старуха! Называй просто Гюльшан...».

Сегодня, моя любимая Гюльшан, я опять не стану говорить вам «прощай». «Прощаться надо только навсегда», писал Кортасар. Поэтому, сегодня говорю Вам: «До свидания, Гюльшан ханум… Точнее Гюльшан…». Мы ведь когда-нибудь обязательно встретимся…

Аллах рехмет элясин!